Жена перестала думать обо мне и заботится только о своих вечеринках

Мы с Леной познакомились ещё на первом курсе университета. Оба учились на психологическом факультете, оба окончили вуз с красным дипломом и устроились работать по профессии. Правда, моим профилем стали особенные дети, а профилем Лены – фобии у взрослых. Мы трудились в одном реабилитационном центре, вместе обедали, вместе шли домой, вместе засыпали. Вместе с той девушкой я чувствовал себя половинкой одного целого и был счастлив.

Мне всегда нравилось проводить время вдвоём с женой, а она всё чаще приглашала в гости большие компании. Наша относительно тихая жизнь продолжалась восемь лет. Я очень хотел детей, но жена говорила, что пока не время. На своё жильё мы пока не заработали, живём на съёмной квартире. Хотя отложенных денег нам хватает на совместный отпуск за границей, поэтому я считал, что у нас всё в порядке. Да и Лена лишь изредка вздыхала о том, что пора бы переехать в свой собственный дом. Я был уверен, что через несколько лет такого стабильного заработка её желание осуществится.

Лена всегда разговаривала со мной тихо, почти заговорчески, и нежно целовала в щёку перед сном. Она была моим тихим счастьем. Но когда к нам приходили друзья, она превращалась из скромного воробушка в павлина. Она ярко красилась, вызывающе одевалась, даже её голос звучал громче, чем обычно. Казалось, что жена перевоплощается, словно актриса на сцене.

Со временем то ли мне приелся режим дом – работа, то ли привычки жены стали предсказуемыми, но я поймал себя на мысли, что мне всё надоело. И шёпот жены, и её актёрские ужимки, и поцелуи в щёку – всё как будто превратились в замкнутый круг. Нет, вы не подумайте, я не завёл любовницу и даже в мыслях не изменял жене. Как специалист, я понимал, что со своими проблемами нужно идти к психологу. И я пошёл.

Наша общая с Леной знакомая была, мягко говоря, удивлена, увидев меня в качестве пациента. Беседа с ней растянулась почти на два часа. В результате, она сказала мне, что я перегорел на работе. И я вспомнил об одном случае, который на самом деле меня подкосил. Ко мне на занятия приходила мама с ребёнком.

Случай был незапущенный, мальчишке достаточно было полгода регулярных занятий, чтобы полноценно говорить и объясняться. Я сказал об этом матери, она понимающе кивнула, а затем после двух занятий пропала. Телефон был вне зоны доступа, дополнительной информации о пациенте не было никакой. Я расстроился, боясь, что случилось что-то непоправимое. К счастью, я оказался неправ.

– Возьмитесь за, нас, пожалуйста, Леонид Павлович, – попросила мама.

– Чтобы вы снова пропали, умножив все наши результаты на ноль? – не сдержавшись, ответил я.

– Извините нас, что не сообщили. У меня не было времени.

– Вы знали мой адрес, телефон, адрес реабилитационного центра, наконец, а теперь вы пришли ко мне с запущенным случаем. Вместо шести месяцев нужно потратить полтора года. Простите, пусть вами займётся другой специалист. Я больше не смогу. Меня ждут другие пациенты.

– Разговор окончен.

В тот день я пришёл домой в плохом настроении, а Лена, как назло, позвала гостей и устроила что-то вроде карнавала. Я попросил её остановить праздник и попросить всех разойтись, но она отказалась. Я был слишком расстроен, чтобы держать на себе маску всеобщего веселья, поэтому просто пошёл спать.

Лена присоединилась ко мне намного позже. Это был первый случай за восемь лет, когда мы засыпали не вместе. Она не поцеловала меня в щёку и даже не спросила, почему я расстроен. С этого вечера моё отчуждение по отношению к жене лишь увеличивалось.

С другой стороны, если моя супруга на самом деле – моя половинка, то почему же она не спросила, почему мне плохо? Я говорил ей, что чувствую себя неважно, даже похудел на несколько килограммов. Но Лена как будто этого не замечала. Так может быть, не я охладел к жене, а она перестала обращать на меня внимание? Возможно, моя отчуждённость – это следствие, а не причина распада наших отношений?