История про злую шутку судьбы в жизни Вити

Витя угрюмо смотрел в отвратительно голубое небо и белоснежные сугробы, раскинувшиеся за окном и еще не успевшие стать грязью под ногами прохожих.

В это утро его не радовали ни пасторальный пейзаж за окном, ни горячий кофе, ни даже его любимые бутерброды с колбасой. Утро казалось ему отвратительным, как и настроение самого Вити.

Да и у кого могло быть хорошим, когда его в законный выходной подняли в восемь утра, чтобы поехать по магазинам. Он пробовал протестовать, но проще удержать КАМАЗ за выхлопную трубу, чем его супругу, намеревавшуюся устроить семейный шоппинг.

И вот уже Витя стоит совершенно собранный и обильно потеет, ожидая, когда жена соберет детей, всучит их мужу и наконец-то даст добро на выход из квартиры. Уже два раза пришлось отменять такси, потому что сборы затягивались. 

Витя уже успел прикорнуть, пригревшись на табуретке в коридоре, когда командирский окрик жены вырвал его из сладостной дремы. 

В машине Витя по третьему кругу выслушивал планы супруги на сегодняшний день. Судя по всему, домой они собирались попасть ближе к майским праздникам, потому что планы у супруги были грандиозные. 

Витя печально смотрел в окно, мысленно проклиная тех, кто додумался строить огромные торговые центры. Он очень надеялся, что эти люди попадут в ад, где будут до скончания времен ходить по бесконечным магазинчикам, обвешанные покупками и детьми. И непременно зимой, чтобы еще и обильно потеть под шапкой и пуховиком. 

На пороге чистилища, по недоразумению называемого торговым центром, Витя бросил взгляд на жену. Ее возбужденный вид не пророчил для Вити ничего хорошего. 

Мужчина медленно плелся за супругой, неся в руках ее пуховик, куртки детей, игрушечную машинку сына и какого-то мягкого монстра дочери, дети отказывались ехать куда-то без любимых игрушек. 

Шел второй час этого адского променада, а они еще ничего не купили. Жена твердо придерживалась позиции не брать первое попавшееся, а походить, посмотреть, прицениться, и только потом уже делать выбор. 

Вите зверски хотелось пить, есть и не участвовать во всем этом безобразии. Его робкая попытка отпроситься у жены на фудкорт натолкнулась на ее ледяной взгляд и напоминание, что у них семейные выходные, и они проводят время вместе.

Витя обливался потом, но снять пуховик не мог. Во-первых, у него уже не хватило бы рук, чтобы взять в них еще и свой пуховик, во-вторых, чтобы его снять, эти руки сначала надо было освободить. 

Пока Витя страдал, жена закончила ознакомительный круг и пошла на второй заход, уже целенаправленный, с примерками, скептическими взглядами, и долгими раздумьями. 

Все покупки отдавались Вите, который уже был похож на маленького ослика, которого жадные хозяева нагрузили сверх всякой меры. Но он безмолвно брел по длинным этажам торгового центра, иногда сталкиваясь с собратьями по несчастью.

Он узнавал их в толпе по обреченным взглядам и обилию пакетов, которые они тащили. Мужчины, незнакомые друг с другом, завидев собрата, понимающе кивали друг другу, словно говоря "держись, браток". Это придавало Вите сил, не он один страдает.

На четвертом часу прогулки устали уже даже дети, от энергии которых обычно можно запитывать электричеством городок размером с Тверь. 

Они начали канючить и проситься на ручки к отцу, чей силуэт уже скорее угадывался, чем виднелся за пакетами. Вите пришлось по очереди тащить на себе то сына, то дочь, на обоих детей у него не хватало ни рук, ни сил. 

А жена плыла среди людских волн, наслаждаясь происходящим, она была в своей стихии, она была на охоте, цепким взглядом высматривая то, что ей жизненно необходимо для домашнего очага, чьей хранительницей она себя гордо считала. 

Витя уже мало что видел, двигаясь скорее по какому-то внутреннему чутью. У него в руках были пуховики, пакеты, дети, причем он не всегда был уверен, что свои. А покупки все не прекращались. И если детей жена периодически чем-то подкармливала из сумочки, то на Витю эта благодать не распространялась.

Вот уже в руках у дочери появился горшок с кактусом, которым она то и дело тыкала папу с ухо. Сын сосредоточено волок подушку, которая перекрывая тому обзор, отчего ребенок периодически спотыкался и падал. Но поскольку приземления приходились на ту самую подушку,  кроме нее никто и не страдал. 

Когда ноги Вити уже подламывались, а желудок стал выдавать рулады, заглушающие омерзительно бодрую музыку торгового центра, как будто с неба прозвучал голос жены, которой объявил "вроде все купили, поехали домой". 

Сгрузив в коридоре все покупки, Витя рухнул в кресло и вытянул гудящие ноги. Это был ужасный день, просто ужасный. Он хочет его забыть. 

В комнату вошла жена. В одной руке у нее была тарелка с дымящейся картошечкой и котлетками, а в другой бутылочка холодной, запотевшей пенной амброзии. 

Поставив все принесенное перед мужем на стол, жена потрепала его по плечу, чмокнула в щечку и прошептав "заслужил", удалилась. 

В горле у Вити стоял комок, он медленно потянул руку к манящей бутылке, как где-то над ухом прозвучал странный пиликающий звук. Витя обернулся и проснулся. 

Рывком сев на кровати, Витя бешенными глазами оглядывался вокруг. Он в своей спальне, за окном белый день, часы показывают восемь утра. В комнату заглянула жена. 

- Проснулся? Умничка! Давай вставай, завтрак на столе, а я пошла собираться. 

- К-куда собираться, - выдавил из себя Витя. 

- Как куда? В торговый центр. Мы же вчера договаривались, - удивилась жена и растворилась в глубине квартиры. 

Витя кинулся лицом в подушки и завыл, но никто его не услышал.