– Готова уже ехать в детский дом? - спросила соседка у моей падчерицы, когда я забеременела

Мой муж овдовел, не успев испытать счастливого родительства со своей первой женой. Но она успела оставить после себя дочку. 

Виктор ушёл с головой в работу, а дочка Светочка в то время в основном была на попечении бабушек и дедушек. Только со временем он смог позволить себе заново жить, порадовав тестя, тёщу и своих родителей. 

Рада не была лишь его соседка, женщина примерно лет семидесяти, Евдокия Павловна. Она свято была уверена, что Витя просто обязан был жить как примерный вдовец, страдая всю оставшуюся жизнь по ушедшей супруге.

– Я живу так, как хочу. Не ваше это дело, понимаете? - Виктор старался не грубить, когда слышал от неё новую порцию нравоучений.

– Как не моё? А чьё? Я же о дочке твоей пекусь. Заведёшь себе бабу, а она любить маленькую твою не будет. А своего родит, так вообще прикажет тебе дочку в детский дом отдать. Потому издавна придумано, чтобы вдовцы и вдовы сами доживали свой век.

Никакие убеждения на неё не действовали, потому муж перестал совсем на неё обращать внимания, не вступал в диалог без необходимости, а дочери рядом с ней вообще уши зажимал.

Когда в их со Светой жизни появилась я, мне пришлось столкнуться с Евдокией Павловной лично. Сначала она воспринимала меня как врага народа. Всё пыталась уличить меня в плохом отношении к ребёнку, но не выходило. 

– Ты же молодая женщина, - перед самой нашей свадьбой она решила сменить тактику, сменив нравоучения на уговоры. - Тебе своих деток рожать надо, а не за чужими глядеть. Да и зачем водиться с вдовцом? Не к добру это, деточка. Послушай меня, я жизнь прожила, знаю, что к чему.

Но все её усилия были напрасны. Мы с Виктором поженились, когда Свете было три годика. Я её полюбила так, будто бы сама рожала, а она любила меня в ответ. Большего ни мне, ни мужу не было нужно.

Евдокия Павловна же сокрушалась над этим так, будто бы конец света наступил, и жалела дочку.  Постоянно слышала от неё, что мачеха не будет любить так, как любила бы мать родная. Меня это всё задевало жутко, но я, как и Виктор, выбрала стратегию молчания в ответ.

О своей беременности я узнала, когда Свете было уже почти шесть лет. Оценив всю ситуацию, предложила мужу переехать в мою квартиру, подальше от соседки, подозревая, что как только она узнает обо всём, то взбесится ещё сильнее. 

Витя обещал подумать, но размышления затянулись из-за его занятости на работе. Ему светило хорошее повышение, а потому я не настаивала.

Первые два триместра мне удавалось маскировать живот тёплой одеждой, но с приходом лета вся маскировка пошла под откос. Евдокия Павловна, когда впервые увидела меня во всей красе, чуть не задохнулась от возмущения. Подняла крик на всю округу, что мне дочка надоела и что когда рожу, то избавлюсь от неё.

Хорошо, что её всерьёз уже давно никто не воспринимал, а то пришлось бы мне столкнуться со всеобщим порицанием. Терпеть, впрочем, оставалось недолго. 

Мы постепенно готовили мою квартиру к переезду, потому что места там было больше, чтобы выделить и Свете, и нашему малышу свои отдельные комнаты.

К сожалению, мы не успели. Соседка умудрилась нанести свой последний удар прямо за день до переезда. Мы гуляли на детской площадке, я разговорилась с подругой, а она подобралась к дочери. 

– Переезжаете, да? - ласково спросила она у Светы, а когда та молча ей кивнула, продолжила: - Ты же понимаешь, куда тебя везут? В детский дом. А знаешь почему? А потому что вот эта женщина с тобой не мама тебе, а мачеха. И ты ей мешать будешь, когда она родит твоему папе ребёнка.

– Нет, не правда! - вскрикнула малышка так громко, что я не могла не обратить внимания.

Мы не рассказывали дочери, что её биологическая мама умерла. Хотели сделать это, когда она будет чуть старше и всё поймёт, чтобы это было менее травматично.

Мне жаль, что я не предотвратила эту сцену. Обратила внимание лишь тогда, когда малышка уже заливалась горькими слезами, а эта старая маразматичка победно улыбалась, будто бы подвиг какой-то совершила.

Я так разозлилась, что от расправы над Евдокией Павловной меня удержали лишь подруги и необходимость успокоить дочку. Пришлось быстро увести её домой, вызвонить Виктора с работы и вместе объяснять ей всё, чтобы больше не плакала. 

Муж рвался поговорить с соседкой, но я убедила его, что это бесполезно. Блаженная она, ничего не поймёт.

Сейчас мы уже живём в моей квартире. Здесь нет сумасшедших соседок, действующих на нервы, потому я могу быть спокойна. Бывают же такие люди, как Евдокия Павловна. И почему им спокойно не живётся?