Убралась в квартире по просьбе свекрови, в итоге получила статус врага номер один

Свекровь моя, хоть в молодости и отличалась недюжинным здоровьем и богатырской силой, на старости лет сдала. Сердце улетело в трубу, легкие с пищеварением тоже. Ну так правильно – возраст уже серьезный. Иные старички до таких цифр вообще не доживают.

Мы с мужем надеялись, что обойдется без больших бед. Но нет, не сложилось. В один не самый приятный день Елизавету Александровну увезли по скорой в больницу. Сердце прихватило, а потом еще поставили какое-то предынсультное состояние. 

Честно говоря, не очень разбираюсь, но дело реально серьезное. Прямо смертельно опасное.

Через недельку Елизавете Александровне стало легче, и врачи пустили нас с мужем к ней в палату. Знаете, так жалко старушку стало, прямо едва не заплакала. Ну да, отношения не ладились, много лет были в молчаливом конфликте. А тут вдруг расчувствовалась.

- Ты, Мариночка, прости, если я тебе чего не так сделала, - внезапно произнесла свекровь и взяла меня за руку.

- Нет, что вы! Я не держу на вас зла. Это вы меня простите. Я ведь была…

- Тихо, - Александровна мягко оборвала меня. - Я бы хотела умереть в чистой квартире. Ты ведь давно у меня дома не была? Там срач тот еще. Даже стыдно признаться. Я пока в больнице кукую, ты бы убралась как следует, а?

- Конечно. Все, что скажете, - у меня из глаза снова потекла предательская слеза. - Не извольте беспокоиться – сделаю в лучшем виде. Как для самой себя.

На сим разговор закончился. Свекровь сказала, что хочет спать – чуть не прогнала нас с мужем. Я же не стала затягивать с выполнением обещания. Уже на следующий день, вооружившись моющими средствами, тряпками и ведрами, отправилась в свекровину однушку убираться.

Знаете, слово «срач», которым Елизавета Александровна обрисовала состояние своей берлоги, едва ли подходило. У меня сложилось впечатление, что она вообще никогда не наводила дома порядок. В принципе ни разу. Как иначе объяснить грязные тарелки, стоящие на полу около дивана?!

Да, я давно не была у свекрухи, несколько лет. Но не ожидала такой биологической катастрофы, честное слово. И, собственно, стесняться не стала. Первым делом выбросила два сухих кактуса. Прямо вместе с горшками. Я даже не сразу поняла, что это за инопланетные мутанты, только по иголкам вычислила.

Туда же, следом за кактусами, отправились просаленные рваные халаты, свитера, какие-то не то лифчики, не то парашюты. Короче, все то, что могло рассыпаться или сгнить, валялось в комнате и, особенно, в кладовке Елизаветы Александровны. Шок. Ужас. Мрак! Но ничего. Справилась. 

Спустя еще две недели свекровь выписали-таки из больницы. Мы с мужем привезли ее домой, помогли подняться на родной третий этаж. Зайдя в квартиру, старушенция сперва поцокала языком, а потом начала причитать, тыча в меня трясущимся пальцем:

- Ты куда их дела, скотина?! Это ж единственная память о муже!

- Вы о чем? - спросила я, решив, что свекровь сошла с ума от счастья.

- О кактусах. Тут стояли. Красивые такие, к солнышку тянулись.

- Так они померли давно, - попыталась было возразить я. - Уже много лет никуда не тянулись.

- А где халаты, которые мне покойный брат подарил?! Неужели тоже выкинула?!

И так далее. Прошлась почти по всему, от чего я избавилась. Уж простите, не знала, что кружка с вековыми следами чая и плесени – память о тетушке. Тем паче не могла ничего такого подумать о пресловутых кактусах.

В итоге, вы не поверите, она чуть снова не отъехала в больницу. За сердце схватилась, рыдать начала, волосы для драматичности на башке порвала. Правда, быстро успокоилась, но меня официально объявила своим врагом. Вот, блин, дожили. Убралась, называется, по последней воле не то умирающей, не то тупо капризничающей свекрухи.

Кстати, потом выяснилось, что под уборкой она подразумевала простое вытирание пыли. Остальное – от лукавого. Елизавета Александровна и не предполагала, что я выкину хлам и пропылесошу ковры. Вот так и живем – я в шоке, а свекровка в грязи по колено и с больным сердцем. Ну да ладно, не мне ее судить. Хотя, не скрою, обидно.