Соседка донимала мою семью. Как оказалось неспроста

Говорят, что в нашей жизни все родом из детства: проблемы, предпочтения, страхи, наклонности. Надо только уметь провести параллель. Моя сегодняшняя нелюбовь к соседям тоже оттуда. Несмотря на то, что человек я общительный, открытый, с соседями не ладится никак.

Мне было 7, когда родителям дали квартиру в новостройке. Мать была медиком, и как молодой специалист получила жилье. Четырехкомнатные хоромы располагались на 1 этаже. В комплекте шел чистый просторный подъезд, длинная лоджия и соседка Нина Ивановна, которая жила вместе с сыном на одной с нами площадке. Познакомились с ней, как водится. Она про сына говорила все время, не умолкая: мой Олежек, мой Олежек. Да только все не так безоблачно оказалось.

Выяснилось, что Нина Ивановна человек известный в городе, хоть и простая пенсионерка. Якобы меняет она уже третье жилье. Ходит и выпрашивает для себя и сына все новые места жительства. То район ее не устраивает, то этаж, то угловая квартира: стена сыреет. Самое интересное, что идут ей на встречу. Хотя не ветеран она, не мать главы города и нет причин потакать ее прихотям, когда столько людей ждут жилья. Просто она строчит жалобы, и городское начальство не связывается. За глаза ее считают душевнобольной, в глаза же поддерживают ее «активную гражданскую позицию».

Это счастье привалило и моей семье. Нас открыто жалели. Мама моя – человек мягкий и интеллигентный. Отец – вечно на заводе своем. А в выходные на рыбалку едет или в гараже ковыряется. Я и брат еще. Короче, складывалось впечатление, что сожрет нас Нина Ивановна вместе с потрохами. Но мало кому было известно, каким скрытым оружием мы обладаем. Имя ему – моя честная бабушка.

Она жила с нами. Вела хозяйство, пока мать с отцом на работе. За нами присматривала. И говорила все время: «Меня никто не любит, потому что я всегда правду говорю». Мы-то ее любили, конечно. Особенно я. Но характер ее был не мед.

Помню, как подружки мои у квартиры конались, кто за мной зайдет, чтоб погулять. Она, бывало, дверь откроет, глянет на них так, что душа в пятки. Потом рявкнет: «Леночка музыкой занимается!» и дверью шарах у них перед носом. По этой причине ни подростковых сборищ, ни ранних женихов у нас в квартире не было в помине.

Бабуля бдила не только за своими, но и в целом, чтоб в мире царила справедливость. Идет, бывало, Нина Ивановна, причитает, как Олежек ее устал с ночи, а вроде из нашей квартиры гаммы слышны все время. И ни поспать, ни отдохнуть. Ну за моей бабушкой не заржавеет. Она ей: «Лосю 30 лет. Чего он спит днем-то? А жена его с ребенком мается одна. И чем сон его охранять, пошла бы помогла с внуком лучше. А то развела сына со снохой. Теперь докапываешься до всех».

Ясное дело, соседка к такому обращению не привыкла. Ей вон какие люди почет и уважение оказывают. А тут бабка безграмотная. И началась война. Наша сторона вела бои открыто. Не здоровались, метали презрительные взгляды. По клавишам я била с двойной силой. Еще, будучи не только внучкой своей бабушки, но и смышленой девочкой, я подправила на списке фамилию ненавистной соседки. Раньше у входа в подъезд висели такие списки жильцов, где на белом фоне черными буквами стояло – кв. 26 Бородина Н.И.

Так вот я с подружками, вооружившись лаком для ногтей, закрасила белым «Б» и «О», потом на этом месте черным написала «У». Лак высох, оставив в списке вердикт: уродина Нина Ивановна.

Последствия не заставили себя ждать. Шквал жалоб на мать. Якобы она носит с работы спирт и продает его прямо у подъезда. На отца, что он ворует поршневые кольца с завода. Мне повезло еще больше. Нина Ивановна пришла самолично в школу к директору, чтобы рассказать о второкласснице – монстре, которая замазывает глазки жвачками и втыкает спички в замок, чтобы соседка в квартиру к себе не попала. Это был мне удар под дых, конечно. Я отличница, активистка. А главное, для меня было очень важно мнение моей учительницы, которую я просто боготворила. И тут такая «антитимуровщина».

Ненависть между нами росла. Никто успокаиваться и не думал. Соседка точила свой литературный дар в кляузах. Бабуля жгла правдой, причем всегда в глаза и при свидетелях. Я тоже ангелом не была. Больше всех от ситуации страдала мама. Будучи человеком по природе добрым и неконфликтным, она пыталась все свести на нет. Но бабушка воспринимала это почти как предательство.

Развязка пришла неожиданно. Погиб Олег. Попал в аварию. Хоронили его из квартиры жены. Наступила странная тишина. Ни участковый не ходит, ни родителей в школу не зовут. Нину Ивановну не было видно и слышно несколько недель.

Потом она попалась мне на лестничной площадке маленькая, сгорбленная и похудевшая. Больше она никого не донимала. Родственники ее сказали, что она была в психушке. Вялотекущая шизофрения, оказывается, была ее постоянной спутницей. Никто не знал.

Все родом из детства. И моя профессия тоже. Теперь я знаю, что мозг может вырабатывать лишний дофамин – гормон, который рисует правдоподобные картины. Реальность, где маленькая девочка сует спички в замок, врач торгует спиртом у подъезда, а ее муж унес ползавода поршневых колец. Это называется шизофрения. Видна она профессионалу. Остальные обычно страдают или вовлекаются в игру болезни.

Как я, моя бабушка, стеной стоявшая за свою семью, и много других людей, встреченных Ниной Ивановной. Я с теплотой вспоминаю ее не потому, что победила в войне. А потому что я психиатр, и помогаю людям, чтобы таких войн стало меньше. Но к соседям отношусь с прохладцей.