Дед вышел на пенсию и теперь целыми днями играет на баяне, а нас заставляет петь

Мой дедушка всегда отличался активной жизненной позицией. После того как ему стукнуло шестьдесят лет, он и не думал уходить на заслуженный отдых. Трудился в своей организации, пока ему там открыто не сказали, что он уже не успевает в современных реалиях. 

Дед с документами работал. А это значит, надо и за компьютером работать, и с почтой электронной разбираться. От этого дедушка был далек.

Конечно, он поначалу обиделся, что его так бессовестно «слили» в родном коллективе, но потом подумал и решил, что и на пенсии без дела не останется.

И точно! Буквально через пару месяцев он стал ходить в кружок самодеятельности при доме культуре. Там был ансамбль музыкальных инструментов, в который входили одни пенсионеры. 

Деду вручили баян. А так как у него в этой области были небольшие познания, то очень скоро он стал в составе своего ансамбля блистать на сцене районного дома культуры. 

Мало того, престарелые музыканты нередко выезжали на различные конкурсы в соседние города, где сходились в битве с такими же самодеятельными артистами. Дед приезжал довольный, с грамотами и кубками.

Но выступление на сцене — это конечный результат огромной подготовки. А вот немалую часть своих номеров дед оттачивал дома. Разворачивал меха и начинал наяривать на баяне. Мог час, два, три играть. 

Поначалу мы слушали с удовольствием, потом равнодушно, потом уже с раздражением. Но разве деду скажешь, что он надоел со своими переливами? Слушали и наслаждались, так сказать: я, папа, мама и бабушка. 

И ничего, что мне надо было в это время к сессии готовиться, маме писать очередную статью, а папе проверять работы студентов. 

Про бабушку молчу, так как она глуховата, поэтому ее данные репетиции меньше всех напрягали. Хорошо еще, что мы в частном доме живем, а то и соседи бы были вовлечены. 

Однажды я не выдержала и высказала деду все, что думаю о его творчестве.

— Шел бы ты в дом культуры репетировать, у нас здесь у каждого свои дела, — сказала я деду в антракте, когда он задумчиво смотрел на кнопки своего инструмента.

— Понимаю, внучка, — откликнулся дед, — но не могу прерваться, вдохновение у меня. А в клуб нас пускают всего на два часа репетировать.  Не могу я так. 

— А нам-то что делать? — вскричала я, — у нас у всех уже голова пухнет. Только бабуле чуток полегче, и то потому, что не слышит тебя. 

— А она никогда меня не слышала, — задумчиво отмахнулся дед, — я вот что подумал. Мне, чтобы новую мелодию точно сыграть, надо песню слышать. Может, подпоешь, а? Так я быстрее справлюсь.

Я даже задохнулась от такой наглости. Я ему — одно, а он — другое! Но дед так просительно смотрел, пришлось согласиться. 

Дал он мне текст песни, начала я петь, как могла. Деду мое пение не очень понравилось, маму позвал. Та тоже рот открыла, и явно не для того, чтобы петь, но вовремя одумалась. Ведь как-то неприлично со свекром ругаться. 

Присоединилась мама ко мне. Голос у нее был лучше, но слабоват. Дед заявил, что он хору подыгрывает, надо бы еще хотя бы один голос. Позвали мы папу. Тот понял, что все равно от него не отвяжутся, включился в репетицию народного хора. 

И вот мы поем, дед играет. Довольный такой! Пару раз прогнали номер, и все! Дед сказал, что на сегодня хватит.

— Вот с вами намного лучше получается, — заметил он, — и по времени быстрее. 

С последним мы не могли не согласиться. Условились, что теперь на домашние репетиции будет уходить не более часа. Дед согласился, только если будем ему помогать. Конечно, мы согласились. А что делать? 

Теперь, действительно, в нашем доме по вечерам льется музыка при нестройном хоровом пении ровно час, а потом все расходятся по своим делам. Дед садится к телевизору поближе, и вскоре засыпает. А бабуля потом ходит и улыбается: «Умаялся сердечный, спит мой артист».

Подозреваю, что бабуля не так уж и глуха, просто делает вид, чтобы не участвовать в нашем вступлении.