Мой сын просидел на лавке целый день, потому что я забыла принести в садик мелки

День рисования в садике - это всегда яркое событие. Разноцветные краски, смешные каракули, гордость в глазах ребенка, когда он показывает свое творение. 

В этот раз воспитательница попросила нас принести цветные мелки, но я как-то закрутилась и пропустила эту информацию мимо ушей. И вот в понедельник утром я веду сына в садик, а сама строю в голове план действий на этот день.

- Мам, а ты мелки принесла? - спросил мой шестилетний Егорка уже на пороге группы. 

Сын посмотрел на меня сияющими глазами, предвкушая творческий процесс. Сердце мое сжалось. Мелки! Я совершенно забыла!

- Ой, солнышко, прости, я забыла! - выдавила я, чувствуя, как щеки заливает краска стыда. 

Егорка моментально помрачнел, губы сложились в тонкую ниточку. Он не заплакал, нет. Егор у меня не из плакс. Но эта тихая, глубокая обида, которая отразилась во взгляде сына, была куда хуже слез. Он просто опустил голову и побрел в группу.

Я не смогла так его оставить. Подошла к воспитательнице и сбивчиво объяснила ситуацию. 

- Анна Петровна, я так виновата. Забыла мелки. Пусть кто-то поделится с Егором. Я завтра обязательно принесу целую коробку!

Воспитательница, казалось, была немного раздражена моей забывчивостью. Она вздохнула, но кивнула: 

- Ну, попробуем, конечно. Но у каждого свой набор, сами понимаете.

Весь день я прокручивала в голове эту ситуацию. Представляла, как Егорка сидит один, как ему грустно. Я даже подумывала позвонить в садик, но решила, что это будет слишком. Я доверяла Анне Петровне и надеялась, что она не допустит такой ситуации.

Когда я вечером пришла за Егором, то увидела, что сын сидит на лавочке у окна в стороне от остальных детей. Все вокруг были увлечены рисованием, детские столы были завалены яркими рисунками. Егор же просто сидел, уставившись в пол. 

- Егорушка, солнышко, как ты? - подошла я, пытаясь улыбнуться как можно ласковее. 

Он поднял на меня взгляд, и в нем была такая вселенская печаль, что мне захотелось провалиться сквозь землю.

- Ты рисовал? - спросила я, хотя ответ был очевиден.

Сын покачал головой.

- А почему?

И тут я услышала его ответ, который прозвучал как удар под дых. 

- Я сидел на лавке, потому что никто не хотел делиться мелками.

Я была в шоке. Как так? Я же попросила! Я же объяснила!

- А воспитательница что сказала? - спросила я, надеясь услышать хоть какое-то оправдание.

- Ну что поделать, если твоя мама такая рассеянная! Не принесла мелки, вот и придется тебе сидеть на лавочке.

Я замерла. Рассеянная? Как она могла сказать такое? Вместо того чтобы поддержать ребенка, вместо того чтобы найти решение, она просто переложила вину на меня. Да еще и в такой уничижительной форме, прямо при ребенке! Это было не просто непрофессионально, это было жестоко.

Я почувствовала, как внутри меня закипает гнев. Но я не стала устраивать скандал. Я просто взяла Егора за руку, крепко обняла и сказала: 

- Ничего, солнышко. Мама тебя очень любит, и мы с тобой обязательно купим самые лучшие мелки, какие только захочешь. И будем рисовать дома, только для нас двоих.

По дороге домой я пыталась подобрать слова, чтобы объяснить Егору, что не все взрослые поступают правильно и что его чувства важны. Но он молчал, прижавшись ко мне. 

Дома я достала все наши художественные принадлежности: акварель, гуашь, карандаши, фломастеры. Мы сели за большой стол, и я предложила сыну выбрать, чем он хочет рисовать. Он долго молчал, потом взял синий карандаш. 

- Что ты рисуешь, сынок? - спросила я как можно мягче.

- Я рисую, как сидел на лавке, - тихо ответил он.

Я обняла сына, чувствуя, как его плечи дрожат. В этот момент я поняла, что моя рассеянность - это мелочь по сравнению с тем, как легко можно ранить детскую душу неосторожным словом. 

Я чувствовала себя ужасно виноватой, но еще сильнее я злилась на Анну Петровну. Как она могла так поступить? Как она могла так обесценить чувства моего ребенка?

На следующий день я отвела сына в садик с новой коробкой мелков. Самой большой и яркой, какую только смогла найти. Я холодно вручила ее Анне Петровне. 

- Вот, возьмите мелки для Егора. Надеюсь, теперь ему будет чем рисовать.

Воспитательница взяла коробку, и в ее взгляде я увидела что-то похожее на замешательство, но женщина быстро взяла себя в руки.

Вечером, когда я забирала сына, он был уже не так расстроен. Егор рассказал, что сегодня рисовал вместе со всеми, и даже показал мне свой рисунок: яркий, полный солнца и цветов. Но я знала, что этот рисунок не стер той обиды, которую сын почувствовал вчера.

Я решила, что больше не могу молчать. На следующий день я написала заявление на имя заведующей детским садом, подробно описав произошедшее. Я не жаждала скандала, я искала справедливости. Хотела, чтобы Анна Петровна поняла, что ее слова имеют вес и что она несет ответственность за эмоциональное состояние детей, которых ей доверили.