Пригласили на 1 Сентября учительницу-ветераншу, а она опозорила всех педагогов прямо при детях

Елизавета Михайловна – местная легенда. Преподавательница математики, стоявшая у истоков школы. Той, в которой я имею честь быть директором. Она учила меня и большую часть наших нынешних педагогов. Мало того, учила львиную долю родителей современных спиногрызов.

Это сейчас Елизавете Михайловне под 90, и она больше похожа на развалину, чем на грозного учителя. Но раньше буквально пытала школяров. Двойки и колы рассыпала направо-налево. Родители бегали к ней, как на работу. И орала, орала, орала… 

Естественно, у нее на уроках была железная дисциплина. И математику мы все до сих пор помним.

А в позапрошлом году передо мной поставили вопрос – пригласить ли на торжественную линейку в честь 1 Сентября эту фурию? Простите, заслуженного педагога Елизавету Михайловну. Вот как мне хотелось сказать коллегам, чтоб решали сами, а меня не трогали... Но нет. Выстроил, блин, жесткое подчинение, теперь мучаюсь.

- Сколько она еще протянет, с ее-то здоровьем?! - нудила завуч. - Вот уйдет легенда, и все. Кто еще узнает о таком великом педагоге?!

- Действительно, - басил трудовик. - Я хоть и был двоечником, но Михалну уважал. А как орала?! Помните?!

- Помню, - ответил я, глядя на бывшего одноклассника, на работе называющего меня исключительно на «Вы». - Ладно. Как хотите. Будет вам Елизавета Михайловна.

Собственно, план был такой – вышеупомянутый трудовик привозит учительницу-ветеранку на своей машине, мы поднимаем ее на трибуну. Потом даем минут 10 на торжественную речь и, вручив сувенирчик, отвозим назад. Точнее, трудовик отвозит. Собственно, все. И что же могло пойти не так?..

В день ИКС на школьном дворе собралась толпа детей и их родителей. Я, сказав приветствие на правах директора, передал слово Елизавете Михайловне. Одно это, кстати, вызвало волну аплодисментов. Помнили! Правда, не факт, что любили. Меня же сразу насторожила увесистая папка в руках старушки. И взгляд ее еще не понравился.

- Ну чего, не ждали?! - проскрипела Елизавета Михайловна, дорвавшись до микрофона. - Списать меня решили. В утиль отправить. Знаю я вас!

- Ну что же вы как, - хотел было я направить речь старухи в нужное русло, но был жестоко перебит.

- Тебя, Петров, не спросила! Думаешь, я не помню, как ты в школьной столовой пирожки воровал?! Да я из-за этого твою мамашу два раза в школу вызывала! И дневник, который ты якобы потерял, сохранила.

- Какой еще дневник?..

- Вот этот! - Елизавета Михайловна стремительным движением вынула из папки помятый школьный дневник еще советского производства и начала зачитывать выдержки из него.

А там, знаете ли, много замечаний было от разных учителей. В первую очередь от нее самой. И как я плевался на уроках, и как прогуливал. И как девочкам, простите, юбки задирал. 

Да, было и такое – озоровал. Это ж сейчас я директор школы, уважаемый и солидный дядька с пузом. А раньше...

Потом Михайловна переключилась на несчастного трудовика. Там набор «достижений» еще хлеще, я по сравнению с ним ребенок. Дальше – завуч. Та самая, что подкинула идею пригласить старуху на линейку. Рассказала такую подноготную, что она аж покраснела. 

В завершении своей речи гостья напомнила географу, как он, пардон, описался в шестом классе.

Что бы вы думали при этом делала публика? Дети-то краснели, понятно. А вот родители снова сорвались на аплодисменты. Затяжные, бурные, какие-то теплые и благодарные. 

И у меня в душе совершенно не было обиды. Лишь какая-то светлая грусть по ушедшему времени. По тем дням, когда я еще не был директором школы, а просто хулиганил. Жил.

Правда, перед тем как усадить ветераншу обратно в машину трудовика, я незаметно вытащил у нее свой старый дневник. И как она его только сохранила? Я его в помойку в школьном дворе выкинул. В 1976 году. Пронырливая до чего – нашла и «заспиртовала». За что я ей благодарен. В принципе за все благодарен. За каждое замечание и каждую оценку.

Спустя неделю Елизаветы Михайловны не стало. И у меня тут такая мысль возникла – может, то выступление было для нее освобождением? Ждала много лет звездного часа и разом выплеснула то, что тянуло душу. 

Что ни говори, а учителем она была справедливым, хоть и нереально строгим. Лишь на старости лет высказаться себе позволила. Напоследок, под занавес!