Решила на пенсии разрисовать лифт цветами и солнышком, а соседи меня чуть живьем не съели

Раньше, когда я была молодая и энергичная, почти не обращала внимания на мрак окружающего мира. 

Нет, не подумайте плохо – я человек оптимистичный и жизнерадостный. Во всем пытаюсь искать приятные и светлые стороны. Просто было как-то все безразлично, ибо работа, дом, дети, муж… А дальше – старость. Пенсия. Я осталась одна. Без дела.

Ну а где тоска зеленая, там и повышенное внимание к происходящему вокруг. Соседи-алкаши, собаки, гадящие на газон около дома, орущие дети. 

А недавно посмотрела на стены в лифте – мама дорогая! Это ж какими надо быть свиньями, чтобы карябать в месте общего пользования такие мерзкие слова и похабные картинки?

Превратили, сволочи, лифт в не пойми что. Один срам. Да и без этой-то гадости ничего хорошего там не было. Стены серые и грязные от времени, освещение слабое. Не дай бог там застрять – от тоски помрешь и пикнуть не успеешь.

Смотрела на это, значит, смотрела. Думала. Потом взяла краску с кистями да принялась за дело. Я ведь по молодости неплохо рисовала, даже участвовала в конкурсах живописцев. На любительском уровне, конечно, но несколько цветов, деревьев и яркое солнышко намалевать вполне в состоянии.

Сделала, полюбовалась результатом и, гордая собой, отправилась домой. А наутро меня ждали большие разборки. Пожаловали соседи в количестве трех голов и начали предъявлять претензии.

- Даже не отпирайся, - сказала громовым голосом самая противная из них, Лариса Михайловна с пятого этажа, - мы точно знаем, что это ты разрисовала лифт.

- И не думала отпираться. Взяла краски и кисти, пришла, сделала. А чего не так? Лифт ведь мрачным был, хоть не гляди на него. Теперь стал красивым и ярким.

- Теперь в нем дышать нечем! - передернула визгливым голосом Маша, мама троих вечно орущих мальчишек с четвертого. - Я как в лифт сегодня зашла, так чуть не померла. От краски дыхание перехватило, а дитачки мои кашлять начали.

- Еще раз что-то такое сделаешь – не взыщи. Будем писать на тебя коллективное заявление, - подвел итог дед Борис с седьмого этажа. - И лифт раньше, кстати, был очень даже симпатичный. А тут ты, понимаешь, влезла. Тьфу!

Посмотрела я на соседей, как на идиотов, и пошла дальше заниматься своими делами. Если люди ничего не соображают в эстетике, если для них мрачный лифт лучше, чем украшенный, то это не мои проблемы.

По этой причине через пару дней я снова взяла краску с кистями и закончила свое дело – разрисовала пол и потолок кабины. Кроме того, оставила записку для жильцов: «Жалуйтесь куда хотите – стараюсь ради общего блага».

И в чем я, спрашивается, не права?!

Разборки начались почти мгновенно. На сей раз ко мне пришло полподъезда… В фильмах таких разъяренных людей обычно показывают с факелами и вилами. Пришли, значит, и начали орать наперебой:

- Я ботинки в краске измазал! А они у меня дорогие – как три твоих пенсии! - орал молодой парень в очках.

- У меня аллергия началась! И у дитачек моих тоже. Кто нам будет лечение оплачивать?! Ты?!

- Зачем потолок измазала, дура старая? Капает же на волосы, - говорила спокойно, но жестко блондинка с седьмого этажа.

- Граждане, да что ж вы какие злые-то?! - раздался вдруг приятный женский голос. - Она ведь на самом деле ради общего блага старалась. И лифт наш, чего уж греха таить, убогим был. А тут и цветочки, и солнышко.

- Ты туда же что ли? - рявкнул кто-то на неожиданную спасительницу, женщину лет тридцати с шестого этажа. - Она ж нам и одежду угробила, и здоровье заодно!

Целый час шла жесткая дискуссия с угрозами и оскорблениями. В итоге женщине удалось защитить меня. Мало того, отстоять мое творчество. Убедила соседей, что отныне у нас будет красиво и ярко. Что жизнь наладится. А те, немного поругавшись, согласились. Не это ли чудо?!

Теперь хочу разрисовать подъезд, а то он тоже какой-то мрачноватый. Даже стимул к жизни появился! 

Раньше просто сидела дома и ждала логического конца, а теперь все вокруг заиграло новыми красками. И депрессия ушла. Спасибо той милой соседке – без нее меня остальные жильцы просто загрызли бы. А потом померла бы – от старческой тоски.